Октябрьскую революцию 1917 года Большой театр встретил с тревогой: идея разрушения старого мира делала его — символ императорской России — одной из главных жертв. Однако, благодаря поддержке наркома просвещения Анатолия Луначарского, в ноябре театр перешел в ведение Наркомпроса и продолжил свою работу под эгидой новой власти.
Вот как описывал свой поход — в теперь уже Государственный Большой театр — Иван Бунин в феврале 1918 года: «Вечером в Большом театре. Улицы, как всегда теперь, во тьме, но на площади перед театром несколько фонарей, от которых еще гуще мрак неба. Фасад театра темен, погребально-печален, карет, автомобилей, как прежде, перед ним уже нет. Внутри пусто, заняты только некоторые ложи. Еврей с коричневой лысиной, с седой подстриженной на щеках бородой и в золотых очках все трепал по заду свою дочку, все садившуюся на барьер девочку в синем платье, похожую на черного барана. Сказали, что это какой-то “эмиссар”.
Когда вышли из театра, между колонн черно-синее небо, два-три туманно-голубых пятна звезд и резко дует холодом. Ехать жутко. Никитская без огней, могильно-темна, черные дома высятся в темно-зеленом небе, кажутся очень велики, выделяются как-то по-новому. Прохожих почти нет, а кто идет, так почти бегом. Что средние века! Тогда по крайней мере все вооружены были, дома были почти неприступны… На углу Поварской и Мерзляковского два солдата с ружьями. Стража или грабители? И то и другое».
Несмотря на продолжение деятельности Большого театра после революции, в последующие годы не раз поднимался вопрос о его закрытии — в частности, вскоре после присвоения ему звания академического в 1919 году. Причины были не только идеологические, но и финансовые: на содержание труппы и здания уходили крупные суммы, новые постановки требовали немалых ресурсов. В 1923 году советская власть приняла окончательное решение сохранить театр, признав его политическую важность.
Читать далее